1855-16-08 - Страница 77

- Это сколько же раз в неделю и по сколько, получается дача мяса?

- Строевым три раза по полфунта, нестроевым два раза.

- Дела-а-а!

- Так ведь и этого нет! Сейчас практически мясо заменили салом, а у нас и мусульмане в полку имеются и евреи! Их чем кормить прикажете, одной кашей? Вместо свежих овощей, для приготовления супа, используют сушеные! Причем овощи эти привозные из-за границы!

Ларионов, быстро сделав пометки в полевой книжке, спросил:

- А как же с употреблением пищи на сале обходятся мусульмане из севастопольского гарнизона?

- Никак, господин полковник. Нет их в войсках. - встрял поручик Штейн,- 'налог кровью' платят великороссы, малороссы, белорусы, есть немного евреев, но эти в основном на флоте, есть немного поляков. В это время мусульман, кроме горцев служащих в Петербурге в Императорском Конвое, в русской армии нет.

- Надо как то решить вопрос. У нас во втором батальоне есть прапорщик Салахов. Он татарин из Казани, пусть займется, вроде есть какое-то правило или закон у них на такой случай. - высказал предложение Гребнев.

- Хорошо. А что с евреями? Офицеров евреев у нас точно нет, если только кто из выкрестов.

- Я займусь этим, - недовольным голосом сказал Мезенцев, - но с мясом надо что-то решать. Люди привыкли получать свои три четверти фунта на лучинках. Замена мясной порции отпуском добавочных денег, на которые в Севастополе мало, что можно купить, да еще и такими малыми суммами как полторы копейки в день на человека, при здешней дороговизне, это ...

- Понятно Порфирий Исаевич. Думаю надо сделать так. Взять немного средств из денежного ящика, командировать двух офицеров и взвод из команды конных разведчиков; проехать по ближайшим деревням, купить овец, коз, может быть волов, пригнать и забить. Отберите солдат, которые со скотиной умеют управляться, да и вообще, купить любые продукты какие продадут.

- Будет исполнено.

- А с чем Вы пришли, поручик?

- Я собственно, господин полковник, не один пришел, а с Порфирием Исаевичем. Речь о денежном довольствии.

- Господа, давайте сделаем перерыв, а то от ваших суткодач гороховой колбасы, норм расхода перца и лаврового листа, уже голова кругом.

- Воля Ваша, Андрей Васильевич, а только вопрос этот очень важен. Со всех сторон важен.

- Согласен с Вами, согласен, но дайте передышку!

* * *

После того, как поручик Штейн чуть не довел до белого каления Ларионова выкладками о месячных и ежегодных выплатах кавалерам Георгиевских крестов и медалей разных степеней; подсчетом причитающихся походных, столовых, квартирных, разнице в окладах годового жалования офицерам в девятьсот шестнадцатом и восемьсот пятьдесят пятом годах, появился капитан Степанов.

Капитан, с разрешения командира полка, присел на лавку рядом с Гребневым и внимательно слушал окончание разговора. Наконец, 'выпив кровь' у Ларионова, финансист и хозяйственник удалились. Мезенцев пошел решать вопрос с питанием инородцев, Штейн, пошел расписывать ведомости.

- Уф! Ну, задали они мне жару! А, что Леонид Михайлович, 'минный крейсер' готов к постановке заграждения у берегов Отчизны милой?

Степанов не принял шутливого тона и начал, было, обстоятельный доклад, но был прерван Ларионовым буквально с самой первой фразы:

- Нет, нет, Леонид Михайлович, я Вас позвал не столько за тем, чтобы узнать, как обстоят дела в нашей 'минной дивизии', вопрос совсем другой и он гораздо глубже, нежели уничтожение вражеского флота. Дело не касается службы. Впрочем, это с какой стороны посмотреть.

- Внимательно слушаю Вас Андрей Васильевич.

- Я, Вас, Леонид Михайлович, мало знаю. Как Вы воспримете мои мысли, могу только гадать, извините за прямоту.

- Я тоже мало знаю Вас, Андрей Васильевич. Но отношусь к Вам после случая на совещании, там, у Нахимова, с большим уважением.

Ларионов поморщился.

- Пустое! Раз вы прикомандированы к полку, Вы мой офицер. А вот отношение Ваше к теперешней жизни, очень хотелось бы узнать.

- Вы хотите знать мои умонастроения, с целью привлечь меня к выполнению определенной миссии?

- Я уже говорил, что моё лицо, это открытая книга для Вас.

- Нет, просто у меня хорошая память, а с момента нашего первого разговора прошло всего четыре дня. Хотя они и были очень насыщены событиями, я помню все. Если Вас интересует, как я отношусь к наличию в России рабства, я выскажусь.

- Очень интересует. Если не трудно, начните с краткого рассказа о себе.

- Хорошо. Мой дед по отцу был ссыльным в Иркутскую губернию. Ходил в народ, если Вы помните такое выражение, и дошел до Сибири. Дед по материнской линии - бывший государственный крестьянин. Таким образом, к крепостному праву, у меня отношение самое негативное, хотя в моей родне перед отменой зависимости за помещиками не числился ни один предок. Семья у нас небогатая. Я в девятьсот первом, окончил Иркутское юнкерское. Вакансию выбрал в девяносто четвертый Енисейский полк. Учавствовал в несчастной Японской войне. Вместе с полком был в бою под Куангуалином. Был ранен. За время, которое провел в дороге к месту излечения, в город Новониколаевск, насмотрелся на наши железнодорожные порядки. Захотелось их исправить, простите мне такое юношеско-максималистское желание. Когда полк после войны выходил к месту квартирования, подал рапорт о желании учиться в Ковельской железнодорожной офицерской школе. Окончил школу в девятьсот шестом и получил назначение на КВЖД.

- 'Счастливая Хорватия'?* - с подковыркой спросил Гребнев.