1855-16-08 - Страница 13

- Какой-же? - иронично спросил Ларионов.

Офицеры заулыбались, радуясь, что полковник отвлекся и может быть забудет про тех, кого еще не 'резал по живому'.

- Господа! Вы все военные, и мыслите, конечно, как военные. Позвольте спросить, Вы знаете, как сделать этот простой предмет? - Инженер поднял вверх двумя пальцами правой руки патрон трехлинейной винтовки.

- Ну, представление общее имеем, - озадаченно ответил Гребнев. - А что?

- Сделать сможете?

- Здесь и сейчас, нет, конечно. Но к чему ведете?

- К тому, что война рано или поздно кончится, и во время боевых действий, могут погибнуть люди, которые умеют то, что здесь никто, не только в Российской империи, но и вообще НИКТО в мире не умеет и не знает. Таких людей надо беречь.

- Действительно! Вы правы, простите как Вас ...

- Павел Матвеевич.

- Вы правы, Павел Матвеевич! Сергей Аполлонович, господа батальонные адъютанты, господа командиры батарей и рот, Прошу Вас через час после окончания 'совета в Филях', представить списки. Включить туда же господ офицеров из студентов, инженеров. Это, наверное, будет главный список.

* * *

Дальнейшее обсуждение свелось к тому, что из состава полка должны быть выделены нижние чины, имеющие фронтовой опыт и умеющие обращаться с ручными гранатами Рдултовского обр. четырнадцатого года. Их предполагалось свести в два взвода гренадер.

Секретный приказ о создании таких команд был отдан по армии еще в пятнадцатом году, и вызван он был 'наличием отсутствия' или 'отсутствием наличия', как выразился ядовитый на язык командир четвертого батальона, штабс-капитан Логинов, винтовок во фронтовых частях.

Призванный из запаса, еще тот, старый прапорщик из вольноопределяющихся*, штабс-капитан, выдержал экзамен на офицерский чин в девятисотом году и сразу ушел в запас. Он единственный из офицеров полка имел 'Георгия' уже за эту войну, и пользовался уважением, несмотря на свой острый язык.

После того, как Ларионов закончил выявлять нестроевых в ротах и командах плавно перешли к постановке приказа. Гребнев, пристроив бумажный лист на полевой сумке, чиркал карандашом черновик приказа.

- Пункт первый, - начал Ларионов, - довести до нижних чинов обстановку и принятое решение. Пункт второй - привести весь полк к присяге Государю Императору Александру Николаевичу. Пункт третий - похоронить за Веру, Царя и Отечество живот свой положившего приказного Карпова. Далее приготовиться к маршу на Севастополь. Времени на все это два часа. Господа офицеры!

- Господа офицеры!

Глава 6. Семь копеек.

- Вы знаете, Андрей Васильевич, когда вы упомянули недавно о том каким образом мы 'построим совет в Филях' я сразу вспомнил академию и Баскакова. Как он всегда начинал свои лекции о Наполеоновских походах.

- А-а! Да, действительно, похоже, получилось. Я все как то не успевал Вас спросить, Сергей Аполлонович, как получилось, что Вы, генштабист, и вдруг на должности адъютанта полка?

- Я ведь 'штрафованный', - грустно усмехнулся Гребнев.

- Что за история с Вами приключилась? Впрочем, если ...

- Нет, нет. Ничего роняющего мою честь и я считаю, честь русского офицерства я не

совершил. Но история для меня кончилась полковым адъютантством. Хотите, расскажу.

- Конечно, хочу. Потому и спросил.

_____________________________________________________________________

* - Согласно закону 'О всесословной воинской повинности', лица, с высшим образованием отслужив полгода вольноопределяющимся, потом могли держать экзамен на первый офицерский чин.

- Ну, слушайте. Мой отец, полковник корпуса корабельных инженеров, очень хотел,

чтобы я стал моряком. Ну а куда на море без английского языка?

- Ну да, 'мастерская мира', 'владычица морей'...

- Вот, вот. Когда в пятнадцатом начался 'снарядный голод', меня как знающего английский язык, выдернули из оперативного отдела второй стрелковой, и отправили в Париж, к графу Игнатьеву в помощники.

- Почему именно Вас послали?

- Я ведь Михайловское артиллерийское окончил. Вот, про меня и вспомнили.

- А я думал, Вы из пажей, видел у Вас на портмоне мальтийский крестик*. Еще удивился, почему не на кителе.

- Это мы с начальником штаба дивизии поменялись значками. На память об одной атаке.

- А я, уже приготовился Вам, юнкерскую спеть, я ведь Павловское кончал:

- С тех пор как юнкерские шпоры

Надели жалкие пажи,

Пропала лихость нашей школы...-(с)

- Да, смешно. Но я про павловцев, тоже знаю один стишок. Правда, Морского корпуса. Когда был в отпуске, у отца, к нам как раз приходил гардемарин, за сестрой ухаживал. Дословно не помню его рассказ, примерно так: их новый директор заметил, что установился некий порядок. Женщины рожают, павлоны, занимаются шагистикой, а гардемарины изучают науки и пьют водку. Такой порядок его не устроил, и он решил:

Порядок правильный, толковый,

Немедля в мире учредить,

Чтобы всем дамам водку пить,

Павлонам, средь мучений,

Детей производить,

А в корпусе Морском,

Во вред морским наукам,

Ввести пехотный строй,

Учить павлонским штукам. (с)

- Тоже смешно.

- Я продолжу?

- Конечно.

- Мы тогда только из боев под Варшавой на пополнение вышли. В полках, где по четыреста штыков, где около тысячи. Шестой стрелковый еще на позициях оставался. Только очухиваться стали, как случай произошёл. Немцы применили удушающие газы. Я был свидетелем как с позиций пришел наш солдат-татарин, отравленный. Принес замок с 'Максима' и надульник. Последнее, что сказал: 'Все по присяге, Коран целовал...'**. И представляете, во Франции, во время приемки снарядов, которые мы буквально на коленях выпросили у французов, мне их офицер вдруг говорит: 'Вам не надо было давать этих снарядов, нам не хватает самим, ведь наши потери больше'. Говорю ему про то, как наши солдаты буквально засыпаются германскими 'чемоданами', цифры потерь называю, но чувствую, он мои слова не воспринимает и уже закипаю. Он мне в ответ: 'По культурности и развитию, русские и близко не стоят рядом с уровнем французов. Россия, понесла бОльшие людские потери, но это невежественная бессознательная масса, а у французов бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, науке, люди талантливые