- Не забывайтесь, капитан! - побагровел от гнева начальник семнадцатой дивизии генерал Павлов.
- Это бесчестно ...
- Варварство, самое настоящее ...
- Это грязно капитан, принуждать говорить против воли ... у меня нет слов!
Нахимов опять должен был встать и на сей раз повысить голос:
- Молчать! Война вообще грязная вещь! Приходится убивать людей, которые лично тебе не сделали ничего плохого. Стыдно господа! Ведете себя как романтические барышни-с, которые узнали, зачем кучер ходит к горничной. Если капитан возьмется за это, не побоявшись взять грех на душу, то я ему разрешу-с! Дам ему карт-бланш, на любые действия. И более по этому вопросу высказываться не разрешаю-с.
Когда собрание затихло, капитан Степанов высказал свои соображения и предложения по организации охотничьей команды. Господа генералы угрюмо промолчали. Пришлось еще раз взять слово Ларионову:
- Ваши превосходительства! То, что вызывает в вас такую активную неприязнь, для нас уже перешло во вполне приемлемую обыденность. Первоначально, когда началась война, с которой мы сюда попали, тоже было столь рыцарственное отношение к пленным, что зачастую приводило к совершенно не нужным потерям наших войск. Я прошу вас руководствоваться в своих оценках простым правилом: все, что полезно для сбережения жизни наших людей, должно быть использовано без сантиментов. В конце концов, не мы находимся под Марселем или Портсмутом, а интервенты под Севастополем.
После слов Нахимова о том, что он полностью согласен с полковником атмосфера немного разрядилась, собрание перешло к обсуждению диспозиции на завтра. В самом конце затянувшийся на четыре часа совет Нахимов закончил словами:
- Письменный приказ на завтрашний бой, каждый из вас получит через час. Помните господа, и у стен есть уши. А потому меньше разговоров. Полковника Ларионова, прошу задержаться.
Полные впечатлений от бурного военного совета генералы стали расходится, кто к себе на квартиру, кто на бастионы.
Обсудив еще раз накоротке с Ларионовым завтрашние действия, подписав распоряжения начальникам редутов и люнета, Нахимов сказал полковнику:
- С Богом!
Ночь упала на истерзанную землю внезапно и сразу. Как это бывает только на юге, небо неуловимо из темно-синего, сразу стало черным. На черном бархате высыпали крупные, яркие звезды. Звездам не было дела до людских переживаний и трагедий, они сияли равнодушной холодной красотой.
Обстрел со стороны союзников с наступлением ночи заметно стих, но совсем не прекратился. Как выразился многоопытный фельдфебель Аким Иваныч, воевавший с четырнадцатого года, 'беспокоящий огонь - и убить не убьют и спать не дадут'. Роту саперов, предназначенную для рытья окопов, вел к месту работ младший ротный офицер, прапорщик Иволгин. Ускоренный курс инженерного училища, восемь месяцев, вместо пехотных трехмесячных школ прапорщиков, все равно не давал ему уверенности в себе. Иволгин очень волновался.
В ночи раздавались звуки шагов, позвякивание инструментов и тяжелое дыхание уставших людей. После перехода, все рассчитывали на отдых, но вместо ночи в палатках на бивуаке, роту погнали на тяжелую ночную работу. Стрелки тринадцатой роты, которые должны были занять окопы, придут под утро, на готовенькое. Несмотря на объяснение, что тем придется сидеть в окопах безвылазно весь следующий день, саперы, привыкшие только руководить 'крупой' были недовольны.
Ломая спички от волнения, прапорщик изучал в укромном месте план работ. Подозвав взводных унтер-офицеров, выслушав их, он отдал приказ и людей, наскоро разметив позиции, развели на работу.
* * *
- Черт бы взял эту землю, после травы сплошная глина. Как камень.
- Бога не гневи! Вон во втором взводе, под глиной самый настоящий камень и есть.
- Не дай Бог, все руки собьем...
- Никита Федорыч, расскажи про войну ...
Буквально вгрызаясь в землю лопатами и кирками, саперы вели свои солдатские разговоры. Со стороны третьего взвода послышался смех. Там ефрейтор Куприянов, передав лом другому саперу, рассказывал как полковник Ларионов, влупил их ротному.
- А ты почем знашь? Нешто под столом там подслухивал?
- То-то и знаю, 'солдатский телеграф' донес, деревня!
- Не из деревни, из села мы. А ты, городской штоль?
- То-то, и городской.
- Прекратить разговоры! Я тебя Куприянов под винтовку, на редут под обстрел поставлю, ежели еще языком своим балаболить будешь!
- Молчу Аким Иваныч! Молчу!
- Кончай разговоры! Работайте! К утру готово должно быть!
- Аким Иваныч! Покурить бы! Смерть охота!
- Прапорщик не дозволяет.
- Так он у люнета счас! Мы по быстрому...
- Ладно, только шинелью накройтесь. Не дай Бог увидит!
* * *
На редутах и люнете, севастопольские солдаты и матросы, тоже занимались земляными работами. С наступлением темноты, вынесли раненых. Обратной дорогой притащили орудийные станки взамен разбитых. Сейчас с хрипом поднимали на них орудийные стволы. Работами руководили начальники укреплений.
Примерно через три часа, после начала работ саперами, на люнете появились полковник Ларионов, капитан Коростылев и провожавший их лейтенант 4-го флотского экипажа Брылкин.
Бросившийся к начальству с докладом Иволгин, зацепился за камни, упал больно ушиб локоть.
- Экий Вы неловкий, прапорщик.- Сказал ему ротный командир: - осторожнее в темноте надо. Ну что у Вас?