1855-16-08 - Страница 20

Узнав, что Гребнев был из семьи инженера-кораблестроителя, то есть знал по этой специальности гораздо больше, чем собеседник, Павел Степанович искренне расстроился.

- Ах, зачем Вы-с его отпустили Андрей Васильевич! Ведь столько интересного, ... Ну, ладно, хорошо-с. Обязательно, обязательно поговорим еще, ведь и половины чувствую не узнал-с. Давайте с Вами еще раз уточним-с, наши действия на завтра. Я соберу начальников отделений, и начальников войск Корабельной, и Городской сторон-с.

Старомодная привычка Нахимова добавлять 'с', стала забавлять Ларионова при всем его уважении к адмиралу.

- Павел Степанович, я попросил бы Вас, вызвать не всех начальников дистанций, а только пятой и четвертой, также начальствующих в первом, втором, третьем и 'Корниловском' бастионах. Ну и командиров полков левого фланга означенных в диспозиции.

Нахимов задумался на мгновение и принял решение.

- Вызову еще Эдуарда Ивановича, а командующих на бастионах, пожалуй, звать не будем-с. Нам лучше будет пройти самим по бастионам. На месте и поговорим-с.

Водилась за Павлом Степановичем привычка, тащить нового знакомца на банкет бастиона и там под пулями посмотреть, что собой представляет собеседник. Ларионов отнюдь не был трусом, лично водил в атаку и роту и батальон на немецкие пулеметы, но как человек другой эпохи не видел смысла в глупом бравировании личной храбростью под пулями. 'Другой век, другие люди, другие представления о храбрости, с этим тоже надо будет, что-то делать'.

- Дело в том, что командирам надо будет представить себе общую картину предстоящего дела, а общаясь с ними поодиночке, они так и будут представлять себе только свой участок, без взаимосвязи с другими обстоятельствами. На бастионы, мы Павел Степанович, сегодня обязательно попадем, моим артиллеристам, надо будет определиться, с наблюдательными пунктами. Генерала Жабокрицкого, прошу Вас не вызывайте.

- Чем же Вам-с не угодил Иосиф Петрович?

- Если бы мы не появились здесь, то он завтра сказался бы больным, его срочно пришлось бы менять на генерала Хрулева. Да и диспозицию он составил такую, что оставил 'Трех отроков'* в безлюдном состоянии, что и предопределило успех союзников.

Только после еще получасового разговора, в котором Ларионов сначала рассказывал о судьбе защитников, о тех про кого, что-то знал, потом объяснял принцип стрельбы с закрытых огневых позиций с помощью корректировки, адмирал, узнавший столь много для себя нового, крикнул адъютанта, лейтенанта Шкота Павла Яковлевича.

- Павлуша!

- Слушаю, Ваше Высокопревосходительство!

Адъютант видимо не хотел показывать перед незнакомым полковником, одетым в такую странную, невзрачную форму, что его и Павла Степановича связывали теплые и сердечные отношения. Лейтенант, как все офицеры и матросы боготворил своего адмирала.

- Павлуша, вызови ко мне сюда, генералов Хрулева, Урусова, Юферова, Тимофеева, полковника Тотлебена, начальников бастионов с первого по третий включительно-с.

- Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство.

Пока Нахимов распоряжался, Ларионов, наконец, смог оглядеться. Большая зала, с высоким потолком, на стенах несколько картин на морскую тематику, по стенам удобные кожаные диваны и кресла. На одной из стен висит барометр. Шкафы темного дерева. За стеклами видны корешки книг и журналов. Большой стол, на котором разложены карты бумаги с изложение диспозиции на завтрашний день, доклады о потерях, наличных запасах. Несколько чернильниц с гусиными перьями, песочница. Четыре окна, шторы спокойного зеленого цвета с гладким тканым рисунком.

Отдав распоряжения, Нахимов, немного смущаясь, спросил о своей, личной судьбе.

________________________________________________________________________

* - 'Три отрока в пещи' - Так в Севастополе называли Селенгинский и Волынский редуты и Камчатский люнет.

'Очень удобный случай поговорить о храбрости и её проявлениях', - подумал Ларионов

и начал говорить, перейдя на официальный тон.

- Ваше Высокопревосходительство!

Нахимов поморщился, он не любил официальности и подчёркнутой субординации. Недаром в Петербурге хлыщи из флигель-адъютантов высказывались о нем:

- Разве это адмирал? Это просто переодетый в адмирала матрос!

Но Ларионов продолжил:

- Ваше Высокопревосходительство, 28 июня Вы были смертельно ранены пулей в висок на Корниловском бастионе. Обстоятельства Вашего ранения, дают основание полагать, что Вы намеренно позволили себя убить, умерли Вы ...

Нахимов замахал руками, срывающимся голосом, сказал:

- Что вы несете, полковник!?

- Я, Ваше Высокопревосходительство, лишь озвучиваю те разговоры, которые ходили в обществе после Вашей смерти в госпитале при батарее ?4, 30 июня.

- У Николая Ивановича?

- У Пирогова, не приходя в сознание, - 'надо ковать железо, пока горячо' подумал Ларионов, и упрямо преодолевая безмолвный протест Нахимова, продолжил: - Ваша смерть, повлекла за собой упадок настроения в гарнизоне Севастополя, и в конечном итоге, привела к оставлению южной стороны бухты.

Нахимов, как и любой другой человек, узнавший, когда и как он умрет, был в состоянии шока. Последующие слова Ларионова о том, что теперь есть возможность, выполнить последнюю волю адмирала Корнилова - Отстаивайте же Севастополь! Павел Степанович, встретил с надеждой и пониманием.

Глава 8. Шанель, шинель, шрапнель.

Вызванные Нахимовым пришли, едва адмирал и Ларионов успели обсудить как преподнести появление столь необходимого севастопольцам и столь необычного подкрепления.