1855-16-08 - Страница 103


К оглавлению

103

   Прапорщик Виталий Сергеевич Шубин, с детства увлекавшийся химией и периодически устраивавший взрывы в домашней химлаборатории, немало претерпел за свое увлечение от отца. Сергей Михайлович, акцизный чиновник, служивший в Пскове, был крут и скор на расправу. Он не был злым самодуром, но кому понравится регулярно вызывать стекольщика потому, что несносный мальчишка опять что-то испытал? Ведь и сам без глаз останется, да и какой урон хозяйству! Про прожженный кислотой ковер, испорченную раковину и прочие мелочи даже говорить не стоит. К выпускному классу отец одержал победу, и Шубины пришли к соглашению о том, что дома опытов более проводиться не будет, а учиться отпрыск поступит в техноложку, иначе называемую 'Технологическим Институтом Императора Николая I'.

   Сейчас Виталий вместе с приданым помощником из солдат-специалистов в выделенном каземате Северного укрепления вспоминал молодость. Реквизированная у севастопольских фармацевтов лабораторная посуда, добытые пластины меди и цинка, раствор кислоты готовились стать гальваническими элементами.

   Приготовленный поташ после прохождения хлора, выделенного из крепкого соляного раствора под действием электрического тока, должен был дать возможность получить вожделенную 'бертолетову соль' или проще говоря, хлорат калия.

   Иван Рогов, бывший жестянщик из Смоленска, ругаясь на отсутствие инструмента, ладил вытяжку. Все были при деле.

  * * *

   Но самым сложным вопросом стало отсутствие в Севастополе достаточно больших запасов свинца. Казалось бы, мелочь, притом, что стреляют тысячи ружей именно пулями из свинца, зачастую отливаемыми солдатами самостоятельно. Таки нет! Еще до прибытия в город Сибирской бригады солдаты ходили 'по ягоду', подбирали выпущенные союзниками пули, потому что нечем было стрелять.

   Продолжалось это до тех пор, пока Нахимов категорически не запретил это занятие из-за больших потерь. Сначала французы аплодировали отважным сборщикам, потом начали стрелять. А стреляли они хорошо, много людей было убито и ранено. Сданные по три рубля за пуд собранные пули позволили, тем не менее, нормализовать на некоторое время положение.

   Для каждой мины в качестве груза, удерживающего щеколду вьюшки, требовалось тридцать фунтов свинца. Задача стояла в изготовлении не менее дюжины мин, а ведь при литье грузов свинца потребуется больше тридцати фунтов, свинец при плавлении выгорает, и естественно в тигель надо закладывать большее количество металла, чем будет в готовом изделии.

   Оставив на потом решение этого сложного вопроса, Колмогоров занялся вместе со своими помощниками разработкой конструкции 'адской машины'. Если 'парашюты' для замедления спуска якоря мины быстро решили делать из медных листов, то вот с конструкцией самого якоря пришлось повозиться. Инженер производил расчеты подъемной силы корпуса мины прапорщик Трегубов, сидел рядом с ним и тщательно вычерчивал конструкцию якоря, пришедший капитан Коростылев высчитывал, сколько потребуется пироксилиновых шашек, чтобы заменить пуд и двадцать четыре фунта пороха, для надежного проделывания дыры в борту вражеского корабля.

   Прикомандированный распоряжением Нахимова к 'конструкторскому бюро' лейтенант девятого флотского экипажа Оскар Карлович фон Кремер, прозванный 'флагманским минером', отвечал на вопросы, периодически задаваемые то Колмогоровым, то Коростылевым.

  - Какова может быть осадка французского линейного корабля? И какова глубина Камышевой бухты? - Интересовался инженер, которому необходимо было высчитать длину минрепа.

  - Я думаю, что осадка у "французов" ничуть не меньше, чем у 'Константина' или 'Апостолов'.

  - Но сколько это?

  - Ах да! Вы же береговые, осадка в полном грузу - три с половиной сажени. А глубина бухты от десяти до двадцати саженей.

  - Хорошо! А скажите, Оскар Карлович, найдется в Севастополе хорошо просмоленный канат? Ведь металлических тросов нет?

  - Тросов нет, а канат - отчего же не найтись, найдется.

  - Хорошо просмоленный?

  - Если на ваш взгляд, Павел Матвеевич, он будет недостаточно просмолен, то, я думаю, найдется способ довести его до нужного Вам состояния, - улыбаясь, сказал лейтенант и тут же обратился к Коростылеву: - Простите, господин капитан, что Вы хотели узнать?

  - Какова толщина борта и днища у парусного линкора?

  - От шестнадцати дюймов. Может доходить и до двадцати.

  - Спасибо, - поблагодарил капитан и углубился в расчеты.

   Фон Кремер в свою очередь решил задать вопрос саперу.

  - Господин капитан, а почему Вы сказали именно парусный линкор?

   Ответ капитана, с его скромными познаниями о конструкции и устройстве военных кораблей конца девятнадцатого - начала двадцатого веков, вызвал шквал вопросов со стороны морского офицера.

   Постепенно в разговор вступили и другие члены команды Колмогорова и он сам. Обсуждению подвергались конструкции различных типов военных кораблей. Упоминания об эсминцах, их предшественниках миноносцах и контрминоносцах произвели на фон Кремера, убежденного артиллериста, гнетущее впечатление. Восторженный поклонник артиллерийского огня, был самым настоящим образом расстроен.

  - Куда идет мир? Вместо честного боя, одним выстрелом вашей самодвижущейся мины можно утопить сильнейший корабль. Вместо честного противостояния, победы за счет лучшей выучки артиллеристов, подлый удар под водой!

   После этой тирады, Борис Трегубов вспомнил об английских крейсерах, которые утопила одна германская подводная лодка.

103